У меня все еще День Победы. Как-то так вышло, что с каждым годом он становится более глубоким и личным.

Я – женщина чувствительная, и мне много не надо, чтобы заплакать. Так что в эти дни я хожу опухшая от слез, подвывая то «Журавлей», то «День Победы», громко сморкаюсь, голос предательски дрожит… Дети уже не удивляются, когда захожу к ним в комнату со словами:
«Уходили мальчики, на плечах шинели,
Уходили мальчики, храбро песни пели,
Отступали мальчики пыльными степями,
Умирали мальчики, где – не знали сами»…

Многие в эти дни пишут о своих родных – бабушках, дедушках, а мне, странное дело, вспоминаются не только они, хотя есть о чем вспомнить. У деда – война, у бабушки – эвакуация с маленькими детьми, голод и скитания (Григорий и Полина Бондарь). Вторые бабушка и дедушка (Александра и Филипп Тепловы) пережили оккупацию – линия фронта через Харьков три раза проходила. Но вспоминаются еще и ветераны, которых когда-то снимала, работая на дзержинском телевидении.

Имен, конечно, не помню, только лица, истории, интонации… Молодые девчонки с завода Свердлова, посылавшие на фронт в ящиках с минами письма бойцам, кисеты и платки… Про блокаду и Сталинград. Юрий Викторинович Макаров – про детство в концлагере. Девчонки, эвакуированные со Смоленщины, работавшие в ипритном цеху «Капролактама», чудом выжившие в этой страшной отраве… Летчик Мовшевич, аэроклубы в Дзержинске.

И Иван Боев, конечно. Владимир Николаевич Колоколов – про то, что мародерства после взятия Берлина у них не было: «несколько наших солдат влезли ночью в дом бургомистра, но не знали, что там расквартирован был их офицер; они не ожидали и убили его случайно, после чего их в присутствии всех прямо на плацу расстреляли».

И еще один ветеран. Была у нас традиция благотворительных обедов для ветеранов в Собесе. Тот еще сюжет, представьте, по картинке – ветераны жуют в столовке, и на этом фоне желательно бы расписать их славный подвиг. Ладно, думаю, синхронов наберу, авось, что-то интересное будет.
Выбрала старичка одинокого, принялась его расспрашивать, пока без камеры. Он про переправу через Дунай рассказал. Как переплывали в шинелях в ледяной воде с пушками, а вокруг пули свистят. Это ж, говорю, очень страшно, а о чем в такие моменты думали, чтоб легче было? А он так вдаль куда-то посмотрел, помолчал, а потом так серьезно говорит:
«Да я Бога молил, чтоб в меня попали, впереди бой в мокрой шинели, зуб на зуб не попадает и так тяжело, прямо не могу больше. Но вот видишь, не судьба, выжил, всю войну прошел и сейчас живу».

И так он это просто сказал, без пафоса, так это было по-человечески понятно и реально страшно, что на меня это сильное впечатление произвело. Потому что это тоже подвиг. Отдельный подвиг, незаметный, отдельного человека. Лечь бы да помереть, а ты идешь, потому что надо.

Так что в эти дни я молюсь о них. Не только о моих ветеранах, обо всех, обо всем поколении. Наверное, были и плохие люди, и жестокие дела, но это уж не моего ума дело, там наверху разберутся.
И молитва о них в эти дни какая-то особая, не знаю, чувствуешь что ли их, как будто радостно им, праздник у них, это я тут рыдаю, а им на самом деле хорошо, потому что этой болью, страданиями, смертью, трудом этим непосильным свершили они славно и достойно великое дело – очистили Мир от великой мерзкой зловонной грязи. Нет, не нашу страну. ВЕСЬ МИР спасли. Так что правильно наш Батюшка говорит: «Ой, как много параллелей с Воскресением»… Вечная память им!
Анна Ожеред. 18 мая 2020 года